Психология умственно отсталого ребенка может лишь дать описание особенностей формирования различных черт личности умственно отсталых детей.

Несмотря на малое количество исследований в этой области, может быть также сделана попытка подсказать один из важнейших приемов формирования их характера. Речь пойдет о воспитании у умственно отсталых детей привычек, которые не случайно называют второй натурой человека.

Замечательный ученый-олигофренопедагог, человек с горячим сердцем практика-воспитателя и проницательным мышлением теоретика  —  Э. Сеген еще в начале XIX в. с большой остротой поставил вопрос о значении привычек для воспитания умственно отсталых детей, или, как он выражался, «идиотов»⁸⁰.

Э. Сеген писал:

• «Привычка — вторая натура. И идиотия —
  почти во всех своих наиболее отталкивающих симптомах —
  является не созданием природы,
  а преимущественно результатом привычек;
• привычка к нервному тику,
• привычка к инертности,
• к невниманию,
• к крику,
• к неопрятности,
• к онанизму,
• привычка к повторению одних и тех же впечатлений и актов,
• к уклонению от нормальных функций
  — вот что составляет облик идиота.

• Все органы без исключения, и особенно головной мозг,
  можно укрепить и развить упражнением.
  Оставаясь в бездействии, все органы,
  и опять-таки больше всех головной мозг,
  лишаются способности реагировать,
  теряют жизненность, атрофируются.

• Таким образом, привычка  —  все для идиота,
  все для его спасения или для его окончательной гибели»⁸¹.

В этом высказывании Сегена огромный интерес представляют два его положения. Первое из них гласит, что облик «идиота» — не создание природы, а преимущественно результат привычек. Иными словами, многочисленные недостатки и даже уродства в характере и поведении умственно отсталых детей возникают после болезни, но не вследствие болезни. Она есть результат неправильного, неадекватного формирования привычек у больного ребенка. Здесь Сеген как бы вторгается в малоизученную область психопатологии — в проблему закономерностей симптомообразования.

Наблюдая среди учащихся вспомогательных школ детей,

• беспрерывно гримасничающих,
• назойливо пристающих ко всем с одной и той же просьбой,
• рвущих бумагу,
• монотонно развлекающихся всевозможными покачиваниями,
• ковырянием в носу, в ушах,
• онанирующих и т. д.,

мы нередко пытаемся отнести эти дурные привычки к числу болезненных симптомов. Между тем детские психиатры знают, насколько трудно отграничить некоторые укоренившиеся у олигофренов и психопатов привычки от болезненных симптомов, насколько относительна сама по себе эта грань. Трудность такого разграничения становится понятной, если учесть, что физиологической основой привычек является динамический стереотип и что привычка является, следовательно, тем механизмом, благодаря которому извне формирующиеся способы поведения становятся как бы свойством нервной системы ребенка.

В ряде случаев возникает даже сомнение, насколько принципиально правомерно искать возможность подобного разграничения. Это сомнение обусловлено тем, что и психопатологические симптомы в основе своей являются отнюдь не спонтанной продукцией больного мозга, а лишь более или менее фиксировавшейся искаженной реакцией больного мозга на внешние и внутренние раздражители.

С. Л. Рубинштейн пишет: «Каждое непосредственно на ребенка действующее побуждение имеет в раннем детстве еще очень большую власть над ребенком. Поэтому внутренняя мотивация еще очень неустойчива: при каждой перемене ситуаций ребенок может оказаться во власти других побуждений. Неустойчивость мотивации обусловливает известную бессистемность действий»⁸².

• Если эпилептический припадок, дисфория и т. п.
  могут рассматриваться как реакция
  пораженной нервной системы на то или иное
  колебание внутренней среды организма,
• то проявление раздражительной слабости, например,
  можно понять лишь как искаженную реакцию
  на внешние раздражители.
  Однако эта раздражительная слабость,
  именуемая в быту вспыльчивостью,
  может исчезнуть вместе с породившей ее астенией
  и может фиксироваться,
  стать привычным способом реагирования —
  — чертой характера ребенка.

Точно так же повышенная, иной раз чрезмерная аккуратность и «хозяйственность» детей-эпилептиков, вероятнее всего, могут быть поняты как привычные формы компенсации забывчивости этих детей, возникающие в условиях трудового обучения либо вообще правильно организованной трудовой жизни.

Следовательно, хорошие и дурные привычки возникают у учащихся вспомогательных школ в результате определенного образа жизни больного ребенка, как проявление его компенсаторных личностных тенденций.

В свете высказанных предположений становится более понятной и вторая мысль Сегена — мысль о том, что привычка — все для «идиота», все для его спасения или для его гибели.

Формирование привычек играет огромную роль и в воспитании здоровых детей. Не случайно великий русский педагог и психолог К. Д. Ушинский так страстно писал о привычках. Он говорил, что «привычка есть основание воспитательной силы, рычаг воспитательной деятельности»⁸³. К. Д. Ушинский посвящает анализу привычек большие разделы в своих педагогических сочинениях. Один из таких разделов он начинает следующими словами:

«Мы потому так долго останавливаемся на привычке, что считаем это явление нашей природы одним из важнейших для воспитателя. Воспитание, оценившее вполне важность привычек и навыков и строящее на них свое здание, строит его прочно. Только привычка открывает воспитателю возможность вносить те или иные принципы в самый характер воспитанника, в его нервную систему, в его природу»⁸⁴.

Сеген подчеркивает решающую роль привычек для судьбы ребенка-«идиота», считает, что хорошие привычки могут его спасти, а дурные — погубить.

Не следует думать, будто Сеген преувеличивает.

В силу перенесенного поражения мозга умственно отсталому ребенку значительно труднее, чем здоровому, приспособиться к условиям окружающей его среды, труднее занять среди товарищей, сверстников, в школе и семье какую-либо устойчивую жизненную позицию. Чтобы добиться необходимой адаптации, он непрерывно вынужден пускать в ход компенсаторные механизмы.

Вопрос о важности компенсации утраченных либо недоразвитых функций достаточно широко поставлен рядом авторов, в частности профессором А. Р. Лурия. Однако до последнего времени остается малоизученным и даже малоучитываемым вопрос об отрицательных, спонтанно возникающих вредных путях компенсации. Между тем в основе так называемых отрицательных, вредных привычек ребенка-олигофрена нередко лежат именно эти отрицательные средства компенсации. Так, например, чтобы привлечь внимание окружающих, быть принятым в игру детей либо получить желаемую игрушку, олигофрен вынужден быть изобретательнее своих здоровых сверстников. Он может привлечь к себе внимание кривляньем, паясничаньем, нелепыми выходками, он может научиться вырывать желаемые игрушки силой, может добиваться желаемого неустанным плачем, надоедливыми просьбами и т. д. Редко, очень редко удается больному, неразумному малышу самостоятельно найти путь положительной компенсации и вызвать симпатии товарищей с помощью доброты, уступчивости, умения играть и т. д.

Будучи моторно неловким, олигофрен может путем тренировки под руководством воспитателей приобрести хорошую осанку, хорошую походку, некоторые спортивные умения. Но если ему не прийти вовремя на помощь, он компенсирует плохое равновесие раскачивающейся походкой, привыкает толкаться, проходя мимо людей, находит разряд накопившейся энергии в драке.

Таким образом, неудачные пути компенсации приводят иногда к возникновению дурных привычек. Но возникший таким образом вред усугубляется тем, что, как отмечал еще К. Д. Ушинский, одна какая-либо привычка, раз появившись, прокладывает путь другой, аналогичной. Так, например, привычка курить способствует возникновению отрицательной привычки воровать, так как курение вынуждает добывать деньги на сигареты, а привычка ходить на лыжах прокладывает путь положительной привычке изучать окрестности, любоваться природой и т. д.

Таким образом,

• воспитание положительных привычек способствует общему
  положительному направлению компенсации ребенка-олигофрена,
  
• а стихийное формирование дурных привычек побуждает его
  вступить на путь отрицательной, ложной компенсации.